Возможно, мне не стоило браться за дело Киры. Просто, чтобы себя оградить от стресса.
«Да, мы понимаем» сказали бы люди, но я говорю отнюдь не про само дело. Я говорю про то, что еще не готов испытывать такую бурю новых эмоций, как та, что я испытываю сейчас.
Одно дело – картинка. Фотография. Она всегда будет рядом с тобой и не уйдет, а другое – живой человек.
Второй Кира. Амане Миса. Мисамиса. Она слишком яркая, чтобы я не обратил на нее внимание. Слишком светлая.
Она принесла мне бурю эмоций. Сначала, хотя я сам этого и не понимал первое время, появилась зависть. Я завидовал Лайту-куну – его любят так искренне и нежно, его любит... Она.
Как уже ясно вслед за завистью я вычислил какое-то новое чувство. Окрыляющее, сильное и теплое.
Любовь. Я...
Я...
Я...
Я влюбился в нее. Влюбился в золотистые волосы, влюбился в глаза, цвета молочного шоколада, влюбился в голос...
Я любил ее и прощал ей все ее недостатки, я любил ее и все время пытался... признаться.

-Миса-сан...
-Что, Рюдзаки?
-Миса-сан, я...
-Ну?..
-...я хотел спросить уверена ли ты, что не помнишь НИЧЕГО про Киру?

Каждый раз, когда я пытался признаться, я замолкал и не говорил самого важного. Быть может, умей она читать чужие души, умей видеть настоящие чувства людей по глазам, мне было бы намного проще..?
Но она этого не умеет. Так что она никогда не узнает обо мне.

Лайт-кун об этом не знает, но по ночам, когда он уже заснул, к нам приходит Миса-сан. Она садится на пол рядом с нашей кроватью и подолгу смотрит на него. И в ее глазах читается непередаваемая нежность.
Непередаваемая любовь.
Как у меня к ней.
Это, наверное, любовный треугольник, который разрывается на Лайте-куне.
Миса-сан любит его. Я люблю ее. А он... а он не любит никого. Волей Судьбы он стал Кирой.
Волей Судьбы он перестал им быть.
И вот его Миса-сан любит больше жизни. За него она готова пожертвовать жизнью. Она сильнее меня. Храбрее. Преданней.
И за это я еще сильнее ее люблю.
Миса-сан об этом не знает, но по ночам, когда она приходит к Лайту-куну, я еще не сплю. Или уже. Мне никогда не удавалось проспать больше часа – начинают сниться кошмары.
Будто кто-то душит меня. А я... я так не хочу умирать. Пока не сказал ей заветных слов.
Я обернусь на нее, тихо звякнет цепочка наручников, и я невольно дернусь потереть запястье. Она испуганно поднимет голову, и ее глаза встретятся с моими. Вот он! Момент, что бы сказать...

-Миса-сан, я...
-Рюдзаки... я тебя разбудила? Прости, пожалуйста...
-Миса-сан, я... я никогда не сплю в этом время. Можешь приходить, не волнуйся. Я не буду тебе мешать.
-С... спасибо.

Спустя пару часов она нежно поцелует его в щеку и выскользнет из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Она не кошка и плохо видит в темноте. Да и по глазам читать не умеет. Так что она никогда не узнает... обо мне.

Лайт-кун даже не подозревает, на что она способна ради него. Точнее – не подозревал, пока она не рискнула жизнью, что бы сделать ему приятное.
Как же зол я был тогда на нее. Ведь она могла погибнуть, могла лишить Мир себя. Такой солнечной и яркой.
Лишить меня моего миниатюрного солнышко. Которое мне удалось оставить рядом с собой, но так и не удалось сделать его своей собственностью.

-Миса-сан! Я...
-Да, Рюдзаки?
-Я... я хотел бы попросить тебя больше так не рисковать.
-Но Рюдзаки, я же...

Я бы хотел сказать ей «Не смей больше никогда так рисковать своей жизнью!» Как можно громче. Что бы она запомнила.
Но я ей никто. Она не станет меня слушать.

А потом пришел день расставания. День, когда цепь наручников с тихим звяканьем упала на ковер, Лайт-кун размял запястье, и я увидел, что его глаза... изменились.
Но это было не важно. Это был день, когда маленькое солнышко, которое я так хотел оставить рядом с собой как можно дольше, уходило.
Миса-сан уходила. Мисамиса уходила.
Она была свободна.
Это был мой последний шанс. Последний шанс признаться.

-Миса-сан, я...
-Рюдзаки! Я... Я так рада, что ты снял с меня все подозрения, Рюдзаки! Спасибо!
-Я... я тоже рад.

В этот момент со скрипом захлопнулась дверца моей золоченой клетки. И я остался один.
Без нее. Без любви. Совершенно опустошенный.
Птица в клетке. Птица, которая не смогла удержать чудо.

Мы развернемся и разойдемся. Она начнет накручивать на пальчик тонкую прядку золотистых волос и напевать какую-то песенку, пока будет дожидаться лифта. А потом лифт ее от меня скроет.
И я не увижу ее больше никогда.

Может я правда зря взялся за дело Киры? Не стоило мне пропускать в сердце так много новых чувств. Потому, что сейчас я готов выть от горя.
Но не вою. Никто так и не узнал. Даже она.
Так что... не стоило мне за все это браться. Одно дело фотография, газетная вырезка, фильмы и телепередачи с участием Мисымисы.
Другое дело – живая Мисамиса. Искрящаяся, солнечная и очень... теплая.